Где сейчас сергей кисин играет. Выдающийся пианист Евгений Кисин: творческая биография и политические взгляды. «Музыка у него в крови»

Евгений Кисин. Фото – Юрий Абрамочкин / РИА Новости

«Воспоминания и размышления» повествуют о детстве, творчестве и политических взглядах русского музыканта.

«Пусть твоя тревога станет моей».

Так Эмилия, мать русского пианиста Евгения Кисина, пыталась оградить его от «внешнего мира». И в то же время создала все необходимые условия для того, чтобы невероятный талант ее сына стал достоянием планеты.

А раскрылся он, когда мальчику было всего 11 месяцев: родители заметили, как малыш напевал тему фуги ля минор из второй части «Хорошо темперированного клавира» Баха, которую разучивала на фортепиано его старшая сестра Аллочка.

Кисин - одно из самых недавних явлений пианиста-вундеркинда в долгой череде других имен, начало которой положил непревзойденный Вольфганг Амадей Моцарт, писавший симфонии, когда ему еще не было десяти.

Если в одиннадцать месяцев Женя напевал, то в два года, по свидетельству близких (Эмилия была учителем фортепиано), уже импровизировал на пианино. В шесть лет мальчик попал к преподавателю Анне Павловне Кантор в специальную музыкальную школу имени Гнесиных в Москве, где родился и жил.

Анна Кантор по сей день является его бессменным учителем. В десять лет Кисин впервые выступил с оркестром, исполнив 20-й концерт Моцарта; в 11-летнем возрасте отыграл свой первый сольный концерт в Москве.

А в 1984 году, в возрасте 13 лет, дебютировал в престижном Большом зале Московской консерватории, исполнив два концерта Шопена вместе с оркестром Московской государственной филармонии под руководством Дмитрия Китаенко.

В последующие месяцы в Советском Союзе было выпущено пять записей его живых выступлений. В 1987 году, в возрасте 16 лет, Кисин уже давал концерты в Восточной Европе, Японии, а кульминацией его гастролей стало выступление на Берлинском фестивале в 1988 году, где он играл вместе с «Виртуозами Москвы» Владимира Спивакова - в том же году в декабре он дебютировал с Гербертом фон Караяном на концерте Берлинского филармонического оркестра.

Заключавший контракт только с одной звукозаписывающей компанией Deutsche Grammophon, Кисин оставался для широкой публики своего рода сфинксом. Выдающийся пианист, законный преемник великих русских музыкантов, таких как Рихтер и Гилельс, тщательно скрывал подробности своей личной жизни.

Один из ценителей музыки, уроженец Сан-Паулу и завсегдатай самых известных европейских летних фестивалей классической музыки, рассказал, что Кисин стал «более земным», вырос как человек и «даже обзавелся невестой».

Свадьба с Кариной Арзумановой, состоявшаяся 11 марта в Праге, и публикация этого букета личных и творческих откровений завершают нынешний облик пианиста.

«говорят, что меня в раннем возрасте заставляли играть на фортепиано. Неправда. Я сам все время рвался к инструменту, хотел играть, импровизировать…»

«…меня все время спрашивают, кем бы я стал, если бы не выбрал музыкальное поприще: гидом или внештатным журналистом. Эти профессии объединяет то, что они позволяют делиться с другими тем, что самому человеку дорого, важно и интересно».

Помимо более близкого знакомства с пианистом еще важнее для нас понять, каким образом исполнительские интерпретации Кисина обретают столь личный, проникновенный характер.

Всякий, кто присутствовал на его концерте в Сан-Паулу два года назад, осознал, какой риск берет на себя пианист. Он доводит до предела драматизм Бетховена, подчеркивая и без того разительные контрасты между лиризмом и неистовством, которые сменяют друг друга в его мощном прочтении Appassionata (соната № 23, опус 57), и в то же время держит слушателя в страшном напряжении.

После концерта я долго размышлял о причинах столь необузданной (и именно потому замечательной) версии исполнения.

Ответ нашелся в этой книге. В ней Кисин пишет о том, что Бетховен, играя свои сонаты, менял темп в соответствии с музыкальным настроением, это общеизвестный факт.

«Но в России, даже среди самых уважаемых музыкантов, по сей день непоколебимо предубеждение, что „венских классиков следует исполнять в одном и том же темпе”».

Из другого отрывка мы узнаем, что музыкант любит декларировать стихи и прозу.

«Дома у меня есть записи того, как в три года я читал „Трех медведей” Толстого на разные голоса.

Я регулярно провожу поэтические вечера, читаю стихи на русском и идише. На одном из таких вечеров мне довелось участвовать с Жераром Депардье: я читал русские и еврейские стихотворения в оригинале, а он читал их подстрочные переводы на французский».

Именно Депардье побудил Кисина заняться декламацией. Любопытно, что Кисин, стоя под душем, не поет, а читает статьи и стихи:

«Это мой способ расслабиться».

Уже на протяжении 20 лет Кисин выходит на сцену с талисманом в кармане.

«Сразу же после моего концерта в Карнеги-холл ко мне подошла старшая дочь Артура Рубинштейна Ева и вручила платок с инициалами „А. Р.”, сказав: „Вы единственный пианист, чье исполнение напоминает мне отца”».

Кисин носит с собой еще один талисман, которым, к счастью, поделится с нами в сентябре.

После 25 лет с Sony Classical пианист возвращается к Deutsche Grammophon и выпускает альбом по своему вкусу: двойной альбом, посвященный Бетховену, с записями только живых выступлений на концертах по всей планете.

В репертуаре, разумеется, Appassionata (Амстердам, 2016), а также четыре другие наиболее известные сонаты композитора: Лунная, опус 27, № 2 (Нью-Йорк, 2012), Прощальная, опус 81, № 26 (Вена, 2006), опус 2, №. 3 (Сеул, 2006), 32 вариации на оригинальную тему (Монпелье, 2007) и соната-завещание, опус 111, №. 32 (фестиваль в Вербье, 2013).

- Женя, наше с вами интервью девятилетней давности закончилось вопросом: какой самый большой триумф в жизни вы испытали? Ваш ответ был: «Наверное, самый большой тот, который еще не испытал». Позвольте мне задать тот же вопрос, но с коррекцией: какой самый большой триумф вы испытали за последние 9 лет?

Было несколько ярких моментов. Вспоминаю свой первый приезд в Россию в 1997 году после пятилетнего отсутствия, получение там премии «Триумф». Другое событие, о котором не могу не упомянуть, произошло летом того же года. Я сыграл сольный концерт на фестивале «Proms» в лондонском Альберт-холл, вмещающем 6 тысяч зрителей. Это был первый фортепианный концерт за всю более чем столетнюю историю этого фестиваля.

- На российский «Триумф» вас выдвигал Василий Павлович Аксенов - теперь этот секрет можно раскрыть.

Я не знал этого, но, если это так, то не только Аксенов предложил мою кандидатуру. Меня выдвигали также, независимо друг от друга, Владимир Спиваков и Зоя Богуславская.

- На какое время вперед расписан ваш график? Знаете, например, где вы будете 6 мая 2005 года? (Мы беседовали 6 мая 2003 года в Нью-Йорке).

В год я играю 40-45 концертов. 6 мая 2005 года буду в Нью-Йорке, так как 1 мая в Карнеги-холл играю в четыре руки с Ливайном. В программе - Шуберт, концерт будет записываться «живьем». Почему я помню точную дату? Потому что недавно обсуждал ее с одним из своих многочисленных импресарио.

- Извините, Женя, мою неосведомленность, но я знаю лишь Джеймса Ливайна - дирижера оркестра Метрополитен опера.

Он же прекрасный пианист! Правда, не выступает с сольными концертами, но довольно часто исполняет камерную музыку. Кроме того, сделал немало записей, будучи аккомпаниатором таких певцов, как Лучано Паваротти, Джесси Норман, Кэтлин Бэттл, Криста Людвиг. Пару раз мы с Ливайном уже играли в четыре руки - на фестивале в Вербье, в Швейцарии.

Лучшие дня

- Не могли бы вы назвать несколько имен ваших коллег-пианистов, чье творчество вам симпатично?

Вы, наверное, имеете в виду пианистов современных, то есть ныне живущих? Это пианистка из Аргентины Марта Аргерих, с которой мы тоже играли в Вербье, и в четыре руки, и на двух роялях. Кто еще? Кристиан Циммерман, Ричард Гуд, Мюрей Пирайя, Даниэль Баренбойм. Очень люблю Раду Лупу. Он румын, точнее, румынский еврей. Ну и, наконец, Андраш Шифф.

- Что же вы, Женя, не назвали ни одного русского имени?

Пожалуйста: Григорий Соколов, конечно, Владимир Ашкенази, который, к сожалению, в последнее время больше дирижирует, чем играет на фортепиано.

- Ваш репертуар, насколько мне известно, огромен. В него входят только произведения классиков? А Шнитке, например, или Шостаковича исполняете?

Шнитке - нет, а вот Шостаковича играю с большим удовольствием, впрочем, пока не так много: сыграл только его Первый концерт. Хотя сочинений для фортепиано у Дмитрия Дмитриевича достаточно: две сонаты, цикл из 24 прелюдий. Им же написаны прекрасные сочинения с участием фортепиано: Трио, Квинтет, виолончельные, скрипичные и альтовые сонаты. Его виолончельную сонату я играл в 1988 году, когда был еще учеником Гнесинской десятилетки. Партию виолончели исполнял мой хороший приятель Ваграм Сараджян, ныне живущий в Хьюстоне.

- Один музыкальный критик назвал вас романтиком. Вы согласны с этой характеристикой?

Да. Определенно согласен.

- Знатоки вашего творчества говорят также, что у вас в руках все произведения Шопена. Это так, Женя?

Ну, нет, не все, конечно, и всех никогда не будет. Потому что не все произведения Шопена гениальны, особенно - ранние. Из трех его сонат Первая, я бы сказал, совсем неинтересная. Конечно, Шопен занимает центральное место в моем репертуаре, я играю довольно много его произведений: оба Концерта, Вторую и Третью сонаты, 24 прелюдии, разные ноктюрны, полонезы, мазурки, 4 баллады - много чего.

Сразу приходят в голову Шуберт и Моцарт - рано умершие в нищете. Конечно, Чайковский, Шостакович, всю жизнь тайно сопротивлявшийся режиму. Хотя, может, не испытав на собственной шкуре всего того, что ему пришлось испытать, он не написал бы такую музыку. Впрочем, так же, как и Чайковский, только в другом смысле. Вспомню еще Владимира Владимировича Софроницкого, который тоже жил в бедности и довольно рано умер.

- Я где-то читал, что Сталин иногда приглашал В.В. на дачу, любил слушать его игру. И однажды спросил, в чем Софроницкий нуждается. Тот, нуждавшийся во многом, ответил: «Спасибо, ни в чем».

Я знаю другую версию. По приказу Сталина Софроницкий вместе с Гилельсом, скрипачкой Галиной Бариновой и виолончелисткой Мариной Козолуповой был отправлен в Потсдам, куда Трумэн привез Юджина Листа (в 1945 году в Потсдаме проходила конференция глав правительств СССР, США и Великобритании). Мне рассказывали, что Сталин спросил тогда Софроницкого: «Говорят, у вас тяжелое жилищное положение?» И Софроницкий ответил: «Да», но никаких позитивных последствий этот ответ не имел. Сталину больше понравился Гилельс, потому что был некрасив, маленького, как и Сталин, роста. А Софроницкий был высоким и красивым мужчиной.

- Вы успели посмотреть фильм Романа Поланского «Пианист»?..

Фильм замечательный, произвел на меня огромное впечатление.

- Теперь спрошу вас о книге Солженицына «Двести лет вместе»…

У меня есть пока первая книга его дилогии. Я ее не читал, только бегло просмотрел, поэтому вынести какое-либо твердое суждение пока что не могу. Тем более, что второго тома я даже не видел.

- Со времени нашего первого интервью вы не раз бывали в России. Что вас там поразило?

Прежде всего скажу о волнующих чувствах, рожденных самими приездами туда, особенно - первым. Это была встреча с моим прошлым - детством, отрочеством, юностью. А что поразило там? Конечно, то новое, что там построили. Это, к примеру, громадный трехэтажный комплекс под Манежем. Последний раз я побывал в России в конце декабря-начале января нынешнего года. Играл в Санкт-Петербурге, на фестивале Темирканова «Площадь искусств». На открытии фестиваля мы (с оркестром под управлением Темирканова) играли Второй концерт Брамса, а двумя днями позже я сыграл сольный концерт. Запомнилось, как пограничница в аэропорту Петербурга попросила у меня автограф - это было очень приятно.

А потом я снова столкнулся с тем, что уже подзабыл и что раньше не до конца сознавал, потому что был еще ребенком. Пожалуй, нигде в мире нет такого, чтобы люди, работающие в концертных залах, так горячо интересовались музыкой. Имею в виду уборщиц, гардеробщиков, буфетчиц, рабочих сцены. Они чувствуют себя частью всего этого, любят музыку и слушают ее. Это был один из самых трогательных моментов. А в Москву я попал последний раз летом прошлого года, приехал туда без концертов, и жили мы в нашей собственной квартире в Сокольниках.

- У вас не возникало мысли - не желания, а именно мысли - вернуться? И были ли соответствующие предложения?

А от кого, собственно говоря, могло поступить такое предложение? Вы говорите: не желания, а мысли… Скорее, мысли были желанием, чтобы жизнь в России стала нормальной. И если бы она стала таковой, я хотел бы жить там. Это все-таки свое, я там прожил первые 20 лет своей жизни, и за эти 20 лет в России не произошло ничего такого, из-за чего я мог бы хотеть вырвать эти годы из своей души. Нет, предложений вернуться не было.

- Ваши занятия на фортепиано сейчас ежедневные?

В принципе - да, хотя обычно я не занимаюсь на следующий день после концерта. Бывают и целые периоды, они случаются раз в году, когда я не занимаюсь. В Москве, в наш последний приезд, я в течение двух недель не поднимал крышку рояля. А вообще каждый сам должен для себя определять, сколько ему заниматься. Известный виолончелист Даниил Шафран говорил: «Когда я не позанимаюсь, я голодный и злой». Судя по всему, он своих занятий не пропускал. Кстати, вчера я у одного известного врача расспрашивал: сколько нужно спать, есть, заниматься физкультурой, сексом и так далее? Он ответил, что всё индивидуально, каждый должен установить свою норму и придерживаться ее. Так же и с занятиями на фортепиано или другом инструменте.

- Ваша работа требует хорошего здоровья. Что вы делаете для его поддержания?

Делаю по утрам зарядку. Я не могу сказать, что моя работа сама по себе требует хорошего здоровья, однако огромных затрат энергии - определенно. Поэтому необходимо высыпаться. Когда я не высыпаюсь, заниматься трудно.

- Страдаете бессонницей?

После концерта никогда не могу заснуть. Прибегаю к снотворным, но даже они не всегда помогают.

- Вы бываете, Женя, в концертах, слушаете музыку?

Конечно. Слушать музыку - это и удовлетворение моих личных потребностей, и часть моей профессиональной жизни.

- Вы - человек известный. К вам часто обращаются с просьбами? Кого-то послушать, что-то рекомендовать?

Только что я вернулся из Вашингтона. После концерта ко мне подошла китайская семья - родители и двое маленьких детей. Вручили мне видеокассету с просьбой посмотреть и послушать игру их восьмилетнего сына. Я просмотрел запись, позвонил этим людям и мы обстоятельно поговорили.

- Сейчас очень большое число китайцев и японцев, по крайней мере, здесь, в Америке, занимаются музыкой. Как вы считаете, они составляют конкуренцию русским?

В будущем - составят. И тот китайский мальчик, и японские дети, чьи видеокассеты я смотрел раньше, если будут развиваться правильно, составят всем, а не только русским, сильную конкуренцию, поскольку они невероятно талантливы. Кроме того, и у японцев, и у китайцев богатая музыкальная культура. В Китае музыкальные традиции существовали еще тогда, когда нынешних европейских народов и в помине не было. Японцы - тоже музыкальный народ. Я был в Японии десять раз и очень люблю их народную музыку. И вообще, несмотря на свою внешнюю сдержанность, я бы сказал, на чрезвычайную внешнюю сдержанность, японцы - народ сентиментальный и горячий.

- Что читаете сейчас, Женя?

Дневники Святослава Рихтера. Это необыкновенная книга. В течение четверти века, в последний период жизни, он записывал свои впечатления о многих концертах и прослушанных записях. Мысли Рихтера узнаешь от первого лица, а не в чьем-то пересказе. В конце книги приведены данные о количестве сыгранных им концертов, о том, в каких городах и странах мира он играл. Меня поразил полный репертуар Рихтера, составивший колоссальную цифру - 903 произведения!

- А правда ли, что Рихтер, послушав игру 12-летнего Жени Кисина, сказал: «Учить этого мальчика нечему»?

Я о таком никогда не слышал, во всяком случае, я для него никогда специально не играл. В его дневниках моя фамилия один раз упомянута, он слышал мою игру по телевизору. Правда, это было не лучшее мое выступление.

- В нашем разговоре прозвучали фамилии Рихтера и Гилельса, и это естественно. Я вспоминаю покойного педагога моей дочери - Марию Александровну Шарикову. Она считала Гилельса более лиричным, более глубоким пианистом, чем Рихтер…

Это музыканты бездонной глубины. Что же касается лиризма, то и у того, и у другого лирика вряд ли была одной из главных черт. Между ними, я думаю, гораздо больше сходств, чем различий. А кто из них лучше - невозможно сказать, ибо речь идет о музыкантах высочайшего уровня. Конечно, всегда находились люди, отдававшие предпочтение либо одному, либо другому. Иногда это предпочтение принимало ненужные формы, то есть, отдавая дань одному, другого люди чуть ли не отрицали. Нет, не отрицали, а принижали. Я ценю и люблю обоих. Ни тот, ни другой не являлись лириками в чистом смысле этого слова. Конечно, лирика не может не играть роли в творчестве любого крупного музыканта. И все же, говоря о Рихтере и Гилельсе, я сперва назвал бы глубину, а потом уже - лирику.

- Не могли бы вы, Женя, прокомментировать строки Евгения Евтушенко: «Я знаю, что такое слава. / Она - ошейник из цветов».

Абсолютно согласен с поэтом, кое-что знаю по себе. Во-первых, слава в большой степени лишает человека свободы: чем больше человек известен, тем менее свободным он становится. Во-вторых, слава накладывает на тебя огромную ответственность.

- Закончу интервью традиционно: что бы вы пожелали нашим эмигрантам в Америке?

Я хотел бы пожелать им обретения того, о чем они мечтали, отправляясь в эмиграцию. Желаю всем им счастья в новом доме.

В Москве.

В 1985 году Кисин исполнил Первый и Второй фортепианные концерты Шопена в Большом зале Московской консерватории с Симфоническим оркестром Московской филармонии под управлением Дмитрия Китаенко.

Первые выступления Кисина за рубежом состоялись в 1985 году в Восточной Европе, в 1986 году он совершил первый тур по Японии. В 1987 году дебютировал на Берлинском фестивале.

В 1988 году Кисин совершил тур по Европе с "Виртуозами Москвы" под управлением Владимира Спивакова, а также дебютировал в Лондоне с Лондонским симфоническим оркестром под управлением Валерия Гергиева. В декабре 1988 года Евгений Кисин выступил с известным дирижером Гербертом фон Караяном на Новогоднем концерте Берлинского филармонического оркестра.

В сентябре 1990 года состоялся дебют пианиста в Северной Америке, где он исполнил Первый и Второй концерты Шопена с Нью-Йоркским филармоническим оркестром под управлением Зубина Меты. А через неделю музыкант выступил с сольным концертом в Карнеги Холл.

В феврале 1992 года Кисин принял участие в церемонии Grammy Awards в Нью-Йорке.

В 1995 году он стал самым молодым человеком, когда-либо названным лучшим инструменталистом года в США. В 1997 году пианист дал сольный концерт на фестивале BBC Proms.

Евгений Кисин выступал в лучших залах мира с известными оркестрами — Берлинским и Нью-Йоркским филармоническими, Чикагским симфоническим, оркестром Метрополитен Опера, оркестром Баварского радио и многими другими под управлением Герберта фон Караяна, Зубина Меты, Даниэля Баренбойма, Джеймса Ливайна, Лорина Маазеля, Сейджи Озавы, Клаудио Аббадо, Карло Марии Джулини, Курта Зандерлинга, Курта Мазура, Юрия Темирканова, Евгения Светланова, Валерия Гергиева.

Евгений Кисин — почетный доктор Манхэттенской школы музыки (2001) и почетный член Лондонской Королевской академии музыки (2005).

В 1987 году он получил хрустальный премию Symphony Hall в Осаке за лучшее исполнение 1986 года в Японии.

В 1996 году Кисин был удостоен российской премии "Триумф".

Обладатель премии имени Шостаковича (2003), Герберта фон Караяна (2005), Артуро Бенедетти Микеланджели (2007), многочисленных премий в области звукозаписи, включая Echo Klassik (2002, 2006).

Является дважды лауреатом премии "Грэмми". В 2006 году он был отмечен премией в номинации "Лучшее классическое сольное исполнение на музыкальном инструменте" за альбом произведений Александра Скрябина, Николая Метнера и Игоря Стравинского. вместе с дирижером и пианистом Владимиром Ашкенази он был удостоен "Грэмми" за лучшее инструментальное исполнение Второго и Третьего концертов Сергея Прокофьева для фортепиано с оркестром.

Евгений Кисин - пианист-виртуоз высокого класса, известный во всем мире. Это музыкальный вундеркинд 80-х годов двадцатого столетия. Его карьера музыканта-исполнителя началась в Советском Союзе. Сегодня он является гражданином Великобритании и Израиля, живет в Нью-Йорке. Его концертные гастроли с большим успехом проходят в европейских странах и США. В Россию он приезжает редко. Биография Евгения Кисина - это история жизни музыкального гения.

Детство

Кисин Евгений родился 10 октября 1971 года в еврейской семье. Его отец Игорь Борисович Отман был инженером, мать Эмилия Ароновна Кисина - преподавателем по классу фортепиано в детской музыкальной школе. Яркие музыкальные способности маленького Жени проявились очень рано. Когда его старшая сестра играла на фортепиано, младенец повторял за ней голосом разучиваемые музыкальные фрагменты. В два года он уже самостоятельно играл на фортепиано.

Легко ли быть преподавателем чудо-ребенка?

С шести лет Евгений начал заниматься в музыкальной школе имени Гнесиных. Его первым и единственным преподавателем стала Анна Павловна Кантор. По ее воспоминаниям, когда Женю привели в школу, он уже все мог играть, но абсолютно не знал ни музыкальную грамоту, ни правил, необходимых для исполнения на фортепиано. Начинающий ученик поражал своего педагога необыкновенными музыкальными данными, способностью импровизировать, живостью воображения. По воспоминаниям Анны Кантор, она сначала пребывала в некотором замешательстве: как обучить этого ребенка необходимым знаниям, как не подавить его необузданную одаренность сухими требованиями. Благодаря опыту, такту и педагогическому чутью, Кантор удалось воспитать из талантливого мальчика настоящего великого пианиста.

Смена фамилии

Отношения со сверстниками у мальчика-вундеркинда складывались не слишком гладко. Чтобы сын мог избежать насмешек, родители приняли решение поменять ему фамилию Отман на материнскую фамилию Кисин, более привычную для русского языка. В семье мальчик всегда находил понимание и поддержку.

Первые успехи

Необыкновенная природная одаренность учащегося и высокий профессионализм педагога быстро стали давать свои результаты. Обучение юного пианиста шло в стремительном темпе. С каждым годом он оставлял своих сверстников далеко позади. В 10-летнем возрасте он впервые выступает с Ульяновским симфоническим оркестром, исполняя 20-й концерт Моцарта. Через год он уже дает сольный концерт.

Его выступление в Большом концертном зале Московской консерватории с симфоническим оркестром Московской филармонии под управлением Дмитрия Китаенко прошло с оглушительным успехом, и стала настоящей сенсацией. Первый и второй концерты Шопена Евгений Кисин исполнил блестяще. Юному исполнителю было 12 лет. По воспоминаниям Анны Кантор, Кисин с огромным нетерпением ожидал своего выхода на сцену. Ему очень хотелось поскорее начать исполнение своей концертной программы. С этих пор мальчик стал знаменитым концертирующим пианистом. В его судьбе стали принимать участие видные деятели советской музыкальной культуры.

Зарубежные гастроли

С 1985 года юный пианист концертирует за пределами Советского Союза. Сначала в Восточной Европе, затем, в 1986 году, в Японии. В 1987 году состоялся его дебют в Западной Европе на Берлинском фестивале. В 1988 году он совершает концертное турне с «Виртуозами Москвы» под управлением Владимира Спивакова. В этом же году на новогоднем концерте Берлинского филармонического оркестра Евгений Кисин исполнил с Гербертом фон Караяном Первый концерт Чайковского.

Осенью 1990 года состоялся дебютный концерт Евгения Кисина в США. Здесь он играл с Нью-Йоркским филармоническим оркестром под управлением Зубина Меты. Через неделю пианист дает сольный концерт в Карнеги Холл.

Испытание славой

Талант юного музыканта был настолько ярким, что с раннего детства Кисин был в центре внимания специалистов-музыкантов и публики. О нем много говорили, писали в прессе, сравнивали с другими талантливыми исполнителями. В связи с этим в детстве у мальчика возникало много проблем в общении со сверстниками, поскольку здесь почти всегда присутствовала зависть. Но Евгений всегда безупречно держал себя и на сцене, и в жизни. Его нельзя упрекнуть в чрезмерном к себе внимании, самолюбовании, которое свойственно юным дарованиям, рано пришедшим к успеху. Пианиста отличала скромность и корректность. Он всегда соблюдает правила хорошего тона в искусстве.

Позже, уже став опытным концертирующим пианистом, Кисин в интервью отмечает, что слава лишает человека свободы и накладывает на него огромную ответственность.

На вершине успеха

В 1995 году в США Евгения Кисина назвали самым молодым лучшим инструменталистом года.

В августе 1997 года у него состоялся сольный концерт в лондонском на фестивале Proms.

Знаменитый пианист ведет активную концертную деятельность, выступая в самых лучших залах с ведущими оркестрами мира под управлением прославленных дирижеров Владимира Ашкенази, Клаудио Аббадо, Валерия Гергиева, Евгения Светланова, Мстислава Ростроповича, Даниэля Баренбойма, Юрия Темирканова и многих других.

Гражданство пианиста

В самом начале 90-х годов двадцатого столетия семья Кисина эмигрирует. С 1991 года Кисин живет в Нью-Йорке, Париже, Лондоне.

В 1997 году, через пять лет после эмиграции, Кисин приехал в Россию получать премию «Триумф». Это стало одним из самых ярких событий в его жизни.

В 2002 году пианист стал подданым Великобритании. В конце 2013 года получил гражданство Израиля.

В настоящее время Евгений Кисин живет в Праге.

Личная жизнь музыканта

Евгений Кисин не любит говорить о подробностях своей личной жизни. В интервью, которые он дает, пианист избегает разговоров о своих отношениях с женщинами. Поэтому личная жизнь Евгения Кисина была скрыта от посторонних глаз, тем самым рождая множество различных слухов.

Он не был женат достаточно долго. Но весной 2017 года поклонники его таланта были удивлены - в возрасте 46 лет именитый пианист наконец женился. Женой Евгения Кисина стала подруга детства Карина Арзуманова. Она ранее уже была замужем и имеет троих сыновей. Свадебные торжества прошли в Праге, где живет невеста.

Кисин сегодня

В отличие от многих чудо-детей, которые, став взрослыми, утратили свой необыкновенный дар, Кисину удалось не только сохранить свой необыкновенный талант, но и приумножить его.

Евгений Кисин - пианист, который никогда в своей жизни не участвовал в конкурсах исполнительского мастерства. Однако он является лауреатом множества премий, среди которых премия имени Д. Д. Шостаковича, имени Герберта фон Караяна, российская премия «Триумф», премия Грэмми в номинации «Лучшее сольное инструментальное исполнение с оркестром» за исполнение второго и третьего концерта для фортепиано С. С. Прокофьева. В настоящее время он полон творческих планов и вполне доволен жизнью. Он занимается любимым делом. Его жизнь достаточно размеренна и вся расписана на несколько лет вперед: ведь он востребован как исполнитель. В год он дает 40-45 концертов. На них по-прежнему аншлаги. Публика в восторге от его исполнительского мастерства.

В его творчестве есть место и камерно-инструментальному жанру. Иногда он с удовольствием выступает в камерных ансамблях с Юрием Башметом Натальей Гутман, Владимиром Спиваковым и другими замечательными исполнителями. Также он играет и в четыре руки, и на двух роялях со знаменитыми пианистами Мартой Аргерих, Джеймсом Ливайном и другими. Но в связи с напряженным графиком концертных выступлений и репетиций именитых музыкантов, такие составы звучат довольно редко.

Кроме музыки у него есть еще одно увлечение - он читает поэзию на идише и на русском языке, выступая с поэтическими вечерами.

В рейтинге лучших пианистов мира Кисин занимает второе место после аргентинской пианистки Марты Аргерих, оставляя позади всех известных и успешных пианистов российского происхождения (к примеру, Владимир Ашкенази занимает 8 позицию, Николай Луганский - 16, Даниил Трифонов - 21, Михаил Плетнев - 23, Денис Мацуев - 36 и т. д.)

О Евгении Кисине широкая публика впервые узнала в 1984 году, когда он сыграл с оркестром под управлением Дм. Китаенко два фортепианных концерта Шопена. Событие это имело место в Большом зале Московской консерватории и произвело подлинный фурор. О тринадцатилетнем пианисте - ученике шестого класса средней специальной музыкальной школы имени Гнесиных - сразу же заговорили как о чуде. Причем заговорили не только легковерные и малоискушенные любители музыки, но и профессионалы. Действительно, то, что делал за роялем этот мальчик, очень походило на чудо...

Женя родился в 1971 году, в Москве, в семье, можно сказать, наполовину музыкальной. (Его мать педагог ДМШ по классу фортепиано; старшая сестра, тоже пианистка, училась в свое время в Центральной музыкальной школе при консерватории.) Поначалу решено было его от музыкальных занятий освободить - хватит, мол, у одного ребенка не было нормального детства, пусть будет хотя бы у второго. Отец мальчика - инженер, почему бы ему, в конце концов, и не пойти тем же путем?... Однако случилось по-иному. Еще совсем малышом Женя мог часами, не отрываясь, слушать игру сестры. Потом стал напевать - точно и чисто - все, что попадало ему на слух, будь то фуги Баха или рондо Бетховена «Ярость из-за потерянного гроша». В трехлетнем возрасте он начал что-то импровизировать, подбирать на рояле полюбившиеся ему мелодии. Словом, стало совершенно ясно, что не учить его музыке - нельзя. И что инженером ему быть не суждено.

Мальчику было около шести лет, когда его привели к А. П. Кантор, известной среди москвичей преподавательнице гнесинской школы. «С первой же нашей встречи он стал меня удивлять,- вспоминает Анна Павловна,- удивлять беспрерывно, на каждом уроке. Правду говоря, не перестает он иной раз поражать меня и сегодня, хотя со дня нашего знакомства прошло уже столько лет. Как он импровизировал за клавиатурой! Об этом не рассказать, это надо было слышать... Помню до сих пор, как он свободно и непринужденно «гулял» по самым различным тональностям (и это не зная еще никакой теории, никаких правил!), а под конец непременно возвращался к тонике. Причем все выходило у него так стройно, логично, красиво! Рождалась же музыка в его голове и под пальцами всегда сиюминутно; на смену одному мотиву тут же приходил другой. Сколько я ни просила его повторить только что сыгранное, он отказывался. «А я уже не помню...» И сразу же начинал фантазировать что-то совсем новое.

У меня за сорок лет педагогической работы было много учеников. Очень много. В том числе и по-настоящему талантливых - таких, например, как Н. Демиденко или А. Батагов (теперь это известные пианисты, лауреаты конкурсов). Но ничего подобного Жене Кисину я раньше не всречала. Не в том дело, что у него великолепный музыкальный слух; в конце концов, это не такая уж и редкость. Главное, как активно проявляется этот слух! Сколько у мальчика фантазии, творческой выдумки, воображения!

Передо мной сразу встал вопрос: как его учить? Импровизация, подбор по слуху - все это прекрасно. Но нужно же еще и знание музыкальной грамоты, и то, что мы называем профессиональной организацией игры. Нужно владеть какими-то чисто исполнительскими умениями и навыками,- и владеть по возможности хорошо... Должна сказать, что дилетантизма и неряшливости я в своем классе не терплю; для меня в пианизме есть своя эстетика, и она мне дорога.

Словом, поступиться хотя бы в чем-то профессиональными основами обучения я и не хотела, и не могла. Но и «засушить» занятия тоже было нельзя...»

Надо признать, что А. П. Кантор действительно столкнулась с очень непростыми проблемами. Каждый, кому приходилось заниматься музыкальной педагогикой, знает: чем талантливее ученик, тем труднее (а не легче, как полагают по наивности) преподавателю. Тем больше гибкости и изобретательности приходится проявлять на уроках. Это - в обычных условиях, с учащимися более или менее обычной одаренности. А тут? Как строить занятия с таким ребенком ? Какого стиля работы придерживаться? Как общаться? Какими темпами двигаться в обучении? По какому принципу отбирать репертуар? Гаммы, специальные упражнения и проч.- как быть с ними? Все эти вопросы А. П. Кантор, несмотря на ее многолетний преподавательский стаж, пришлось решать фактически заново. Прецедентов в данном случае не было. Никогда еще педагогика не была для нее в такой степени творчеством , как на сей раз.

«К большой моей радости, всю «технолигию» фортепианной игры Женя освоил моментально. Нотная запись, метроритмическая организация музыки, основные пианистические умения и навыки - все это далось ему без малейшего труда. Будто он уже знал это когда-то и теперь лишь вспомнил. Очень быстро выучился читать ноты. А затем пошел вперед - и какими темпами!»

В конце первого года обучения Кисин играл почти весь «Детский альбом» Чайковского, легкие сонаты Гайдна, трехголосные инвенции Баха. В третьем классе в его программах были трех- и четырехголосные фуги Баха, сонаты Моцарта мазурки Шопена; год спустя - ми-минорная токката Баха этюды Мошковского, сонаты Бетховена, фа-минорный фортепианный концерт Шопена... Говорят, вундеркинд - это всегда опережение возможностей, присущих возрасту ребенка; это «забегание» вперед в том или ином виде деятельности. Женя Кисин, являвший собой классический пример вундеркинда, с каждым годом все заметнее и стремительнее уходил от своих сверстников. И не только в том, что касалось технической сложности исполняемых произведений. Он обгонял своих ровесников по глубине проникновения в музыку, в ее образно-поэтический строй, ее сущность. Об этом, впрочем, будет сказано несколько позже.

О нем уже знали в московских музыкальных кругах. Как-то, в бытность его учеником пятого класса, решено было устроить его сольный концерт - и мальчику полезно, и другим интересно. Каким образом стало об этом известно за пределами гнесинской школы, трудно сказать - кроме одной-единственной, небольшой, от руки написанной афиши никаких иных оповещений о предстоящем событии не было. И тем не менее к началу вечера гнесинская школа была до отказа заполнена народом. Люди толпились в коридорах, плотной стеной стояли в проходах, забирались на столы и стулья, теснились на подоконниках... В первом отделении Кисин сыграл Концерт ре минор Баха-Марчелло, Прелюдию и фугу Мендельсона, Вариации «Abegg» Шумана, несколько мазурок Шопена, «Посвящение» Шумана-Листа. Во втором отделении прозвучал фа-минорный концерт Шопена. (Анна Павловна вспоминает, что в антракте Женя то и дело одолевал ее вопросом: «Ну, когда же начнется второе отделение! Ну, когда же дадут звонок!» - такое наслаждение испытывал он, находясь на сцене, так легко и хорошо ему игралось.)

Успех вечера был огромным. А через некоторое время последовало то самое совместное выступление с Д. Китаенко в БЗК (два фортепианных концерта Шопена), о котором уже говорилось выше. Женя Кисин сделался знаменитостью...

Чем же поразил он столичную публику? Какую-то часть ее - самим фактом исполнения сложных, явно «недетских» произведений. У этого худенького, хрупкого подростка, почти ребенка, умилявшего уже одним своим видом на эстраде - вдохновенно откинутая назад голова, широко распахнутые глаза, отрешенность от всего мирского...- так ловко, так складно все получалось на клавиатуре, что не восхититься было просто невозможно. С самыми трудными и пианистически «коварными» эпизодами он справлялся свободно, без видимых усилий - играючи в прямом и переносном смысле слова.

Однако специалисты обратили внимание не только, да и не столько даже на это. С удивлением увидели они, что мальчику «дано» проникать в самые заповедные области и тайники музыки, в ее святая святых; увидели, что этот школьник способен почувствовать - и передать в своем исполнении - самое главное в музыке: ее художественный смысл , ее выразительно-образную суть … Когда Кисин играл с оркестром Китаенко шопеновские концерты, перед аудиторией словно бы возникал сам Шопен, живой и подлинный до мельчайших своих черточек,- Шопен, а не что-то более или менее похожее на него, как нередко бывает. И это поражало тем более, что в тринадцать лет понимать такие явления в искусстве вроде бы явно рано... Есть в науке термин - «антиципация», означающий предвосхищение, предугадываение человеком чего-то такого, что отсутствует в его личном жизненном опыте («Истинный поэт, считал Гете, обладает врожденным знанием жизни, и для ее изображения ему не требуется ни большого опыта, ни эмпирической оснастки...» (Эккерман И. П. Разговоры с Гете в последние годы его жизни.- М., 1981. С. 112).) . Кисин едва ли не с самого начала знал, ощущал в музыке то, чего ему, если учитывать возраст, знать и ощущать определенно «не полагалось». Было в этом нечто странное, удивительное; некоторые из слушателей, побывав на выступлениях юного пианиста, признавались, что им порой становилось даже как-то не по себе...

И, что самое примечательное, постигал музыку - в главном - без чьей-либо помощи или подсказки. Спору нет, его учительница, А. П. Кантор - специалист выдающийся; и ее заслуг в данном случае не переоценить: ей удалось стать не только умелым наставником Жени, но и добрым другом, советчиком. Однако того, что делало его игру уникальной в подлинном смысле слова, не могла бы подсказать даже она. Ни она, ни кто-либо еще. Только его изумительная интуиция.

За сенсационном выступленим в БЗК последовал ряд других. В мае того же 1984 года Кисин сыграл сольный концерт в Малом зале консерватории; в программе значилась, в частности, фа-минорная фантазия Шопена. Напомним в этой связи, что фантазия - одно из труднейших произведений в репертуаре пианистов. И не только в плане виртуозно-техническом - это само собой; сочинение трудно своей художественной образностью, сложной системой поэтических идей, эмоциональными контрастами, остроконфликтной драматургией. Кисин исполнил шопеновскую фантазию с такой же убедительностью, с какой исполнял и все остальное. Небезынтересно отметить, что выучил это произведение он в удивительно короткий срок: всего три недели прошло от начала работы над ним до премьеры в концертном зале. Наверное, надо быть музыкантом-практиком, артистом или педагогом, дабы оценить должным образом этот факт.

Те, кто помнят начало сценической деятельности Кисина, согласятся, видимо, что более всего подкупали в нем свежесть и полнота чувств. Очаровала та искренность музыкального переживания, та целомудренная чистота и наивность, которые встречаются (и то нечасто) у очень юных артистов. Каждое музыкальное произведение исполнялось Кисиным так, будто именно оно и было для него самым дорогим и любимым,- скорее всего, так оно и было на самом деле... Все это ставило его особняком на профессиональной концертной сцене, отличая его трактовки от привычных, повсеместно распространенных исполнительских образцов: внешне корректных, «правильных», технически добротных. Рядом с Кисиным многие пианисты, не исключая и весьма авторитетных, начинали казаться вдруг скучноватыми, пресными, эмоционально бесцветными - словно бы вторичными в своем искусстве... Что он действительно умел - в отличие от них - так это снимать коросту штампов с хорошо известных звуковых полотен; и полотна эти начинали светиться у него ослепительно яркими, пронзительно чистыми музыкальными красками. Произведения, давно знакомые слушателям, становились почти незнакомыми; тысячекратно слышанное делалось новым, будто и неслышанным ранее...

Таков был Кисин в середине восьмидесятых годов, таков он в принципе и сегодня. Хотя, конечно, за последние годы он заметно изменился, повзрослел. Ныне это уже не мальчик, а юноша в расцвете сил, на пороге зрелости.

Будучи всегда и во всем на редкость выразительным, Кисин в то же время благородно сдержан за инструментом. Никогда не переступает границ меры и вкуса. Трудно сказать, где тут результаты педагогических усилий Анны Павловны, а где - проявления его собственного непогрешимого художественного чутья. Как бы то ни было, факт остается фактом: он отлично воспитан. Выразительность - выразительностью, увлеченность - увлеченностью, но экспрессия игры нигде не переходит у него границ, за которыми мог бы начаться исполнительский «моветон»... Любопытно: судьба словно бы позаботилась о том, чтобы оттенить эту черту его сценического облика. Вместе с ним на концертной сцене находилось некоторое время еще одно удивительно яркое природное дарование - юная Полина Осетинская. Как и Кисин, она также была в центре внимания специалистов и широкой публики; и о ней, и о нем много говорили, в чем-то сравнивая их, проводя параллели и аналогии. Потом разговоры такого рода как-то сами собой прекратились, иссякли. Подтвердилось (в который уже раз!), что признание в профессиональных кругах требует, и со всей категоричностью, соблюдения правил хорошего тона в искусстве . Требует умения красиво, достойно, корректно держать себя на эстраде. Кисин в этом отношении был безупречен. А потому и остался вне конкуренции среди своих сверстников.

Выдержал он и еще одно испытание, не менее трудное и ответственное. Ни разу не дал он повода упрекнуть себя в самопоказе, в чрезмерном внимании к собственной персоне, чем так часто грешат юные дарования. Да еще являющиеся любимцами широкой публики... «Когда поднимаешься по лестнице искусства, не стучи каблуками»,- остроумно заметила в свое время замечательная советская актриса О. Андровская. «Стука каблуков» у Кисина никогда не было слышно. Ибо он играет «не себя», а Автора. Опять-таки в этом не было бы ничего особо удивительного, если бы не его возраст.

Свой сценический путь Кисин начал, как говорилось, с Шопена. И не случайно, разумеется. У него дарование романтика; это более чем очевидно. Можно вспомнить, к примеру, мазурки Шопена в его исполнении - они нежны, ароматны и благоуханны как живые цветы. В такой же мере близки Кисину сочинения Шумана («Арабески», до-мажорная фантазия, Симфонические этюды), Листа (рапсодии, этюды и др.), Шуберта (до-минорная соната). Все, что он делает за роялем, интерпретируя романтиков, выглядит обычно естественным, как вдох и выдох.

Впрочем, А. П. Кантор убеждена, что амплуа Кисина в принципе и шире, и многограннее. В подтверждение она дает ему попробовать себя в самых различных слоях пианистического репертуара. Он играл многие сочинения Моцарта, в последние годы часто исполнял музыку Шостаковича (Первый фортепианный концерт), Прокофьева (Третий фортепианный концерт, Шестая соната, «Мимолетности», отдельные номера из сюиты «Ромео и Джульетта»). Прочно утвердилась в его программах русская классика - Рахманинов (Второй фортепианный концерт, прелюдии, этюды-картины), Скрябин (Третья соната, прелюдии, этюды, пьесы «Хрупкость», «Окрыленная поэма», «Танец томления»). И здесь, в этом репертуаре, Кисин остается Кисиным - говори Правду и ничего кроме Правды. И здесь передает не только букву, но и сам дух музыки. Однако нельзя заметить, что с произведениями Рахманинова или Прокофьева «справляется» ныне не так уж мало пианистов; во всяком случае, высококлассное исполнение этих произведений не слишком большая редкость. Иное дело Шуман или Шопен... «Шопенистов» в наши дни можно буквально по пальцам пересчитать. И чем чаще звучит музыка композитора в концертных залах, тем больше это бросается в глаза. Не исключено, что именно по этому Кисин вызывает такие симпатии у публики, а его программы из сочинений романтиков встречаются с таким энтузиазмом.

С середины восьмидесятых годов Кисин стал выезжать за рубеж. К настоящему времени он уже побывал, и не единожды, в Англии, Италии, Испании, Австрии, Японии, в ряд других стран. Его узнали и полюбили за границей; приглашения приехать на гастроли поступают к нему теперь во все возрастающем количестве; наверное, он соглашался бы чаще, если бы не учеба.

За границей, да и дома, Кисин нередко концертирует вместе с В. Спиваковым и его оркестром. Спиваков, надо отдать ему должное, вообще принимает горячее участие в судьбе мальчика; он многое сделал и продолжает делать для него лично, для его профессиональной карьеры.

Во время одной из гастрольных поездок, в августе 1988 года, в Зальцбурге, Кисина представили Герберту Караяну. Рассказывают, что восьмидесятилетний маэстро не смог сдержать слез, услышав впервые игру юноши. Он тут же предложил ему выступить совместно. И действительно, несколько месяцев спустя, 30 декабря того же года, Кисин и Герберт Карая сыграли в Западном Берлине Первый концерт для фортепиано с оркестром Чайковского. Телевидение транслировало это выступление на всю Германию. На следующий вечер, под Новый год, исполнение было повторено; трансляция на сей раз шла на большинство стран Европы и США. Спустя несколько месяцев концерт прозвучал в исполнении Кисина и Караяна по Центральному телевидению.

Валерий Брюсов сказал однажды: «...Поэтический талант дает многое, когда он сочетается с хорошим вкусом и направляем сильной мыслью. Чтобы художественное творчество одерживало большие победы, необходимы для него широкие умственные горизонты. Только культура ума делает возможной культуру духа» (Русские писатели о литературном труде.- Л., 1956. С. 332.) .

Кисин не только ярко и сильно чувствует в искусстве; в нем ощущается и пытливый интеллект, и широко разветвленная духовная одаренность - «intelligence», согласно терминологии западных психологов. Он любит книги, хорошо знает поэзию; близкие свидетельствуют, что он может целыми страницами читать наизусть из Пушкина, Лермонтова, Блока, Маяковского. Учеба в школе всегда давалась ему без особого труда, хотя временами и приходилось делать изрядные перерывы в занятиях. Есть у него хобби - шахматы.

Посторонним общаться с ним непросто. Он немногословен - «молчун», как говорит Анна Павловна. Однако в этом «молчуне», судя по всему, идет постоянная, непрекращающаяся, интенсивная и очень сложная внутренняя работа. Лучшее подтверждение этому - его игра.

Трудно даже представить, насколько же нелегко придется Кисину в дальнейшем. Ведь «заявку», сделанную им - и какую ! - надо оправдывать. Равно как и надежды публики, которая так тепло приняла юного музыканта, поверила в него. Ни от кого, наверное, не ждут сегодня столь многого, как от Кисина. Оставаться таким, каким он был два-три года назад - или даже на нынешнем уровне - ему нельзя. Да это практически и невозможно. Тут «или - или»... Значит, иного пути, кроме как идти вперед, постоянно умножая себя, с каждым новым сезоном, новой программой,- у него нет.

Тем более, кстати, что у Кисина есть проблемы, требующие решения. Есть над чем работать, что «умножать». Сколько бы восторженных чувств не вызывала его игра, присмотревшись к ней внимательнее да попридирчевее, начинаешь различать и кое-какие недочеты, недоработки, узкие места. Скажем, Кисин пока отнюдь не безупречный контролер собственного исполнения: на эстраде он, бывает, непроизвольно ускоряет темпы, «подгоняет», как говорят в таких случаях; рояль у него звучит подчас гулко, вязко, «перегруженно»; музыкальная ткань заволакивается иногда густыми, обильно наслаивающимися друг на друга педальными пятнами. Недавно, например, в сезоне 1988/89 года он сыграл в Большом зале консерватории программу, где, наряду с другими вещами, были и си-минорная соната Шопена. Справедливость требует сказать, что деффекты, названные выше, были в ней вполне очевидны.

Та же концертная программа, к слову, включала в себя и «Арабески» Шумана. Они стояли первым номером, открывали вечер и, откровенно говоря, получились тоже не слишком удачно. «Арабески» показали, что Кисин не сразу, не с первых минут выступления «входит» в музыку - ему требуется определенное время, дабы эмоционально разогреться, обрести нужное сценическое состояние. Разумеется, нет ничего более обычного, более распространенного в массовой исполнительской практике. Такое бывает почти с каждым. И все же... Почти, но не с каждым . А потому не указать на эту ахиллесову пяту молодого пианиста нельзя.

И еще одно. Пожалуй, наиболее существенное. Ранее уже отмечалось: для Кисина не существует непреодолимых виртуозно-технических барьеров, он без видимых усилий справляется с любыми пианистическими трудностями. Это, однако, не означает, что он может чувствовать себя сколько-нибудь спокойно и беззаботно по части «техники». Во-первых, как уже говорилось ранее, ее («техники»), никогда и ни у кого не бывает в избытке , ее может только недоставать. И действительно, постоянно недостает художникам крупным и требовательным; причем, чем значительнее, дерзновеннее их творческие замыслы, тем больше недостает. Но дело даже не только в этом. Надо прямо сказать, пианизм Кисина сам по себе не представляет пока выдающейся эстетической ценности - той самоценности , что отличает обычно мастеров экстракласса, служит характерной приметой их. Вспомним наиболее известных артистов современности (благо дарование Кисина дает право на подобные сопоставления): их профессиональное мастерство восхищает, трогает уже само по себе, как таковое , вне зависимости от остального и прочего. О Кисине этого пока не сказать. На такие высоты ему лишь предстоит еще подняться. Если, конечно, помышлять о мировом музыкально-исполнительском Олимпе.

И вообще впечатление таково, что ему до сих пор многое в игре на рояле давалось достаточно легко. Может быть, даже слишком легко; отсюда и плюсы, и известные минусы его искусства. Сегодня замечается в первую очередь то, что идет от его уникального природного дарования. И это прекрасно, конечно, но лишь до поры до времени. В дальнейшем что-то обязательно должно будет измениться. Что? Как? Когда? Все зависит от этого...