Затопленный город рыбинское водохранилище. Город Молога – российская Атлантида. Выбор для несогласных

Сегодня немногие помнят, что есть в России затопленный город Молога, который был принесён в жертву цивилизации и электрификации страны. В наше время даже такие образования как города с многотысячным населением и развитой инфраструктурой рождаются, живут и умирают.

Среди таких мёртвых городов — провинциальный небольшой городок, располагавшийся ранее недалеко от . За его трагическую судьбу в народе его называют русской Атлантидой.

Впервые река Молога упоминается в летописях 1149 года. В них говорится, что “… в битвах с великим князем Юрием Долгоруким князь Мстиславич сжёг на своём пути все сёла до Мологи…” Город с таким же названием уже в 20 веке был затоплен волей людей и обстоятельств.

История Мологи

Как место, уже заселённое людьми, Молога упоминается в записях 13 века — здесь проходили ярмарки, знаменитые на много вёрст вокруг. Множество иностранцев — греки, литовцы, поляки, немцы привозили сюда свои товары, чтобы обменять их на сырьё. Большим спросом пользовались различные меха. Город рос, расширялся, росло и число его жителей.

В 17 веке в Мологе было 125 домов Из них 12 принадлежали рыбакам, которые ловили в Волге и Мологе разную рыбу, и даже красную. И потом, кроме всего прочего, поставляли её к царскому столу.

К концу 18 века на городской территории была ратуша, 3 церкви — 2 каменные и одна деревянная — и 289 деревянных домов. В 1767 году в традициях русского зодчества был возведен Воскресенский собор.

Рядом с городом красовался величественный Афанасьевский монастырь.

Тогда же город получил свой герб, на котором был изображён медведь с секирой.

В 19 веке Молога был уже небольшим портовым городом — многие суда грузились и разгружались там разнообразными товарами. В городе работало 11 заводов, был свой банк, почтовое отделение, телеграф, монастырь, церкви, библиотеки, учебные учреждения.

Гимнастическая школа, одна из первых в России, тоже была открыта именно здесь. В ней желающих обучали фехтованию, игре в кегли, езде на велосипеде, учили столярному искусству. В городе проживало около 6000 населения.

В 20-м веке население города увеличилось до 7000 человек. Здесь насчитывалось 9 учебных заведений, 6 соборов и церквей, множество заводов и фабрик.

Междуречье

Расположение города Молога изначально было очень удачным: в Молого-Шекснинской низине. Река Волга имела здесь разворот и текла далее в сторону Рыбинска.

А в междуречье между реками Молога и Шексна располагались заливные луга, которые кормили в то время 3-ю часть всей России. Хлеб, молоко, сметана — все эти продукты в огромных количествах поставлялись в разные уголки страны.

Ужасающая новость облетела город

Зона предполагаемого затопления

Жизнь шла своим чередом без каких либо особых событий и катастроф. Но в 1935 году Правительством страны было принято решение о строительстве Рыбинской и Угличской гидростанций.

Чтобы осуществить эти грандиозные планы требовалось построить плотины и затопить огромную территорию: примерно такую, как занимает страна Люксембург.

Город Молога стоял на возвышенности и первоначально не входил в зону затопления. По инженерным расчетам предполагался уровень поднятия воды — 98 метров над уровнем моря, а город стоял на 2 метра выше.

Правительство меняет планы

Но планы «наверху» изменились. Страна готовилась к войне с Германией. Нужны были дополнительные мощные энергетические ресурсы. Именно поэтому в начале 1937 года было принято решение о повышении уровня водохранилища до 102 метров, а значит и о затоплении Мологи.

Расширение почти вдвое площади будущего рукотворного водохранилища увеличивало мощность гидроэлектростанции на 130 мегаватт. Эта цифра стоила жизни 700 деревень и городу Молога с 800-летней историей, сотням окружающих его деревень с красивейшими лесами, плодородными полями и пашнями.

Жизнь города и его жителей превратилась в кошмар. 6 старинных монастырей и множество церквей подлежали уничтожению.

И, самое главное, люди. Более 150 тысяч человек должны были покинуть свои обжитые места. Места, где когда-то жили и были похоронены их предки. Уехать в неизвестность.

Так как затопление Мологи с начала не планировалось, для моложцев известие о предстоящем событии было как «гром среди ясного неба». Жители приготовились к зиме, запасли сено для скота, дрова для обогрева. И примерно 30 октября пришла неожиданная новость: нужно срочно переселяться.

Боль и отчаянье мологжан

Перед началом строительства, для проведения планируемых работ был создан отдельный лагерь «Волголаг», в котором находилось 20 тысяч человек заключённых. И эта цифра росла с каждым днём.

Начались подготовительные работы — вырубались многовековые деревья, взрывались старинные церкви — уничтожалось всё, что могло помешать дальнейшему судоходству. С болью смотрели жители города на то, как уничтожаются здания, взрываются храмы.

Сохранилась история о том, как разрушали Богоявленский собор. Величественное здание, которое было построено на века, после первого взрыва его динамитом лишь поднялось на небольшую высоту в воздух и без повреждений вновь опустилось на свое место. Пришлось делать еще 4 попытки, чтобы окончательно уничтожить вековое строение.

Настало время переселения людей. Это длилось четыре года. Сколько боли, страха и печали принесли с собой эти долгие четыре года в семьи переселенцев! Дома разбирали по брёвнам, нумеровали, чтобы легче собирать потом и перевозили на лошадиных подводах, некоторые сплавляли их по реке вместе с вещами. В деревнях, близких к Рыбинску до сих пор можно увидеть старые домишки с цифрами на брёвнах срубов.

Владельцам домов выплачивали мизерную денежную компенсацию, которой едва хватало, чтобы оплатить разбор дома. А одиноких, больных людей распределяли по находившимся недалеко домам инвалидов.

Были и такие, кто, не пожелав уезжать, приковывал себя цепями к какому-нибудь тяжёлому предмету во дворе своего дома.

По сохранившимся данным 294 человека отказались покидать свои жилища. Народная молва передает страшные истории, что это люди добровольно остались в своих домах и были заживо погребены под толщей воды.

Но очевидцы тех событий рассказывают, что это все выдумки. Власти поступали очень просто: признавали этих людей сумасшедшими и силой вывозили из опасной зоны предстоящего затопления, отправляя в психушки.

К слову, подлинность приведенного здесь Рапорта подвергается сомнению. В архивах Рыбинского музея, посвященному Истории трагедии Мологи, такой документ не значится.

Очень постепенно город Молога оказывался под водой. В известном фильме «Молога. Русская Атлантида» показывается, что вода резко нахлынула, и за несколько часов город ушел под воду. Но это художественный вымысел. Ведь глубина затопления была совсем небольшой: не более 2-х метров.

И вот 14 апреля 1941 года перерыли последний проем плотины. Неспокойные воды трёх рек: Волги, Мологи и Шексны встретили на своём пути сопротивление плотин и вышли из берегов. Огромное пространство суши стало постепенно заполняться водой, образовав величественное море, созданное человеком. Так появилось известное нам Рыбинское водохранилище.

В память о человеческой трагедии

В результате затопления Молого-Шекснинского междуречья исчезла с лица земли 8-я часть Ярославских земель. Под водой оказались более 800 населенных пунктов, 6 монастырей и 50 церквей.

На приведенной карте Рыбинского водохранилища (ее можно увеличить) темно-синим цветом обозначены русла бывших рек, а рядом с ними красными точками — села и деревни, которые навсегда ушли под воду.

Удивительно, но Волга в те времена не считалась Великой рекой и даже не была судоходной. Известно, что пароходы ходили только на промежутке Рыбинск-Молога.

Прошли десятилетия после трагедии. Советский народ одержал победу над Германией в Великой Отечественной войне. Как говорят историки, что мощности созданных Волжских гидростанций сыграли в этом событии немаловажную роль.

Постепенно история русской Атлантиды забывалась. К тому же долгие годы в Советском Союзе запрещалось даже произносить это название: Молога. За подобное упоминание можно было легко попасть в какой-нибудь лагерь.

Шли годы. Были периоды, когда уровень воды в Рыбинском водохранилище опускался, и можно было видеть останки старинного города: фундаменты бывших домов и улиц, кладбищенские надгробья.

Но стихия воды, ветра и время делают свою работу. И уже в 21-м веке мало что напоминает о бывшей трагедии. Останки многих церквей и храмов, не разрушенных при затоплении, которые ранее возвышались над поверхностью воды, практически полностью ушли под воду.

Многие исторические города сохранились, но за счет частичного затопления стали намного меньше. На 3/4 уменьшился древний город Весьегонск, затопление коснулось Углича, Мышкина, Калязина.

Калязинская колокольня

Много городов, сёл и деревень ушли под воду в это же время. Среди них частично пострадал и печально известный город . Находящийся там Никольский собор был построен в 1694 году.

При нём с 1800 года возвышалась пятиярусная колокольня. Её высота 74,5 метра. 12 колоколов было на колокольне! Самый большой из них был отлит в честь ставшего Императором Николая-2.

Во время подготовки этих земель к затоплению собор разобрали, а колокольню оставили как маяк для судов. В восьмидесятых годах её фундамент укрепили, вокруг создали искусственный островок суши, и теперь в летнее время там проходят божественные службы, молебны.

Для приезжающих туристов появилась оригинальная достопримечательность. Ну а для жителей Калязина — хороший повод немного подзаработать, возя путешественников к .

Народная память

Сейчас по печальной традиции, в одно из августовских воскресений потомки тех, кто жил когда-то в Мологе собираются в и на теплоходе плывут к месту затонувшего города. Иногда уровень воды снижается, и город показывается из воды. Зрелище не для слабонервных, просто страшно становится. Ведь когда-то там жили люди — грустили и смеялись, мечтали и надеялись на счастливое будущее…

Хотя, по словам сегодняшних исследователей, от тех времен почти ничего уже не осталось. Все истории о том, что под водой можно разглядеть старинные постройки, храмы и могильные надгробья и кресты — это миф. Только камни и ракушечник виден на дне. Лишь изредка искатели обнаруживают мелкие металлические изделия и монеты.

Не стоит забывать, что практически все каменные строения были взорваны перед затоплением, а деревянные постройки разбирались на дрова.

На месте затопленного города энтузиастами был установлен символический памятник-указатель с надписью: «Прости, город Молога». А его стрелка направлена под воду.

Где узнать об истории затопления Мологи

В Рыбинске есть музей Мологского края, где можно подробно узнать об этих событиях, увидеть предметы того времени и поставить свечу памяти жителям Мологи. Расположен он в переулке Преображенском, дом 6 а. Открыт с 10 до 17, кроме понедельника и воскресенья.

И в городе Мышкин, который тоже частично пострадал, но от полного затопления его спасли построенные дамбы, есть . Он расположен на площади Никольской, дом 5. Смотритель этого музея, краевед тоже многое может рассказать о затопленных городах, в частности, о Мологе.

Нас до глубины души взволновал рассказ хранителя музея Сергея Васильевича Курова об истории Волжского края, о том, как проводилась подготовка к затоплению. У него сохранились воспоминания очевидцев этих событий и их потомков.

Также в его коллекции представлено много вещей, которые в прошлые годы он смог обнаружить в районе затопленного города. Вот, к примеру, кирпич из русской Атлантиды.

А еще очень интересно было посмотреть всю эту историю на обычных географических картах тех лет. Вот перед нами издание конца 30-х годов 20-го столетия.

Здесь четко видны низменности. И этот участок обведен пунктирной линией как возможный объект, который в перспективе планируется к затоплению. На карте 1938 года видна надпись: зона предполагаемого затопления.

А рядом уже более современная карта с Рыбинским водохранилищем. Его очертания удивительно повторяют контуры бывшей плодородной низины.

Молога — жемчужина России

Не может быть однозначной оценки этих трагических событий. Ведь нельзя забывать, что именно это, вновь созданное Рыбинское водохранилище, в 1941 году обеспечивало электричеством всю Москву, а также многочисленные заводы, которые производили оружие и технику для фронта.

К началу войны здание ГЭС уже было готово, только крышу не успели построить. Её заменили брезентом и, несмотря на боевые действия, работы продолжались. Стране, людям нужна была эта дополнительная электростанция. Только — какой ценой? — это уже другой вопрос…

Вот, где сейчас находится затопленный город Молога на современной карте.

Другие достопримечательности Ярославской области, где мне удалось побывать, есть на этой карте.

Щитов на бетонных основаниях, обозначающих судоходный фарватер, идущий над старым руслом Волги.

Историческая география

К городу с XVII века причислялась слобода Горькая Соль (по названию протекающей поблизости речки), отстоящая от города на 13 км вверх по реке Мологе. Тотчас за городом начиналось болото и затем озеро (около 2,5 км в диаметре), называемое Святым . Из него в реку Мологу тёк небольшой ручеёк, носящий название Копь .

Средневековье

Время первоначального заселения местности, где стоял город Молога, неизвестно. В летописях наименование реки Мологи в первый раз встречается под 1149 годом , когда великий князь Киевский Изяслав Мстиславич , воюя с Юрием Долгоруким - князем Суздальским и Ростовским , сжёг все сёла по Волге до самой Мологи. Это случилось весной, и война должна была прекратиться, так как вода в реках поднялась. Полагали , что весенний разлив застиг воюющих именно там, где стоял город Молога. По всей вероятности, здесь существовало издавна и какое-либо селение, принадлежавшее князьям Ростовским.

В 1321 году появилось Моложское княжество - по смерти ярославского князя Давида сыновья его, Василий и Михаил , разделили его владения: Василий, как старший, наследовал Ярославль, а Михаил получил удел на реке Мологе и поселился, вероятно, там, где, как полагает Троицкий , стоял город Молога. Это своё предположение он основывал на местном предании, свидетельствующем, что князь Михаил, отправляясь в свой удел, принёс как благословение отца икону Тихвинской Божией Матери , которая составляла главную святыню Мологского Афанасьевского монастыря . К тому же, в мологском уделе место, где была Молога, лучшее по водному пути сообщения; а города основывались прежде главным образом при устьях рек.

Из описи, составленной между 1676 и 1678 годами стольником М. Ф. Самариным и подьячим Русиновым видно, что Молога в это время была дворцовым посадом , что в ней считалось тогда 125 дворов и в том числе 12 принадлежавших рыбным ловцам, что эти последние, сообща с ловцами Рыбной слободы , ловили в Волге и Мологе красную рыбу , доставляя к царскому двору ежегодно по 3 осетра , по 10 белых рыбиц и по 100 стерлядей . Когда прекратилась с жителей Мологи эта подать - неизвестно. В 1682 году в Мологе был 1281 дом.

Герб города Мологи был Высочайше утверждён 31 августа (11 сентября) 1778 год императрицей Екатериной II вместе с другими гербами городов Ярославского наместничества (ПСЗ, 1778, Закон № 14765) .Закон № 14765 в Полном собрании Законов Российской империи датирован 20 июня 1778 года, но на приложенных к нему рисунках гербов дата утверждения гербов обозначена - 31 августа 1778 года. В полном собрании законов он описан так: «щит в серебряном поле; часть третья оного щита содержит герб Ярославского наместничества (на задних лапах медведь с секирой); в двух же частях того щита показано в лазоревом поле часть земляного валу, он обделан серебряною каймой, или белым камнем». ). Герб был сочинён товарищем герольдмейстера коллежским советником И. И. фон Энденом.

Призрение бедных было поставлено в Мологе прекрасно. Имелось 5 благотворительных учреждений: в том числе общество спасения на водах, попечительство о бедных города Мологи (с 1872), 2 богадельни - Бахиревская и Подосеновская. Владея достаточным количеством леса, город приходил на помощь беднякам, раздавая им его для топлива. Весь город попечительство о бедных разбило на участки, и каждым участком заведовал особый попечитель. За 1895 год попечительство израсходовало 1769 р.; имелась столовая для бедных. Встретить в городе нищего было большой редкостью.

Советская власть в городе была установлена 15 (28) декабря 1917 года не без определённого сопротивления со стороны приверженцев Временного правительства, но без какого-либо кровопролития. В годы Гражданской войны ощущалась нехватка продовольствия, особо острая в начале 1918 года.

В 1929-1940 годах Молога была центром одноимённого района .

В 1931 году в Мологе организуется машинно-тракторная станция семеноводческого направления, её тракторный парк, однако, насчитывал в 1933 году только 54 единицы. В этом же году строится элеватор для семян лугопастбищных трав, организуется семеноводческий колхоз и техникум. В 1932 году, открывается зональная семеноводческая станция. В этом же году в городе возник промкомбинат, объединяющий электростанцию, мельницу, маслобойный и крахмало-паточный заводы, баню.

В 1930-х годах в городе было более 900 домов, из них около ста каменных, на торговой площади и около неё располагалось 200 лавок и магазинов. Население не превышало 7 тысяч человек.

Затопленный город

Большая часть мологжан была поселена недалеко от Рыбинска в посёлке Слип , называвшемся некоторое время Новой Мологой. Часть оказалась в соседних районах и городах, в Ярославле, Москве и Ленинграде.

Первые встречи мологжан относятся к 1960-м годам. С 1972 года каждую вторую субботу августа мологжане собираются в Рыбинске, чтобы отметить память своего погибшего города. В настоящее время в день встречи обычно устраивается выезд на теплоходе в район Мологи.

В 1992-1993 годах уровень Рыбинского водохранилища понизился более чем на 1,5 метра, позволив краеведам организовать экспедицию на обнажившуюся часть затопленного города (были видны мощёные улицы, контуры фундаментов, кованые решётки и могильные плиты на кладбище). В ходе экспедиции были собраны интересные материалы для будущего музея Мологи и снят любительский фильм.

В 1995 году в Рыбинске был создан Музей Мологского края . В июне 2003 года по инициативе общественной организации «Землячество мологжан» Администрацией Ярославской области был организован Круглый стол «Проблемы Мологского края и пути их решения», на котором В. И. Лукьяненко впервые выдвинул идею создания Национального парка «Молога» в память о затопленном городе.

В августе 2014 года в регионе наступило маловодье, вода ушла и обнажила целые улицы: видны фундаменты домов, стены церквей и других городских построек. Бывшие жители города приходят на берега водохранилища, чтобы понаблюдать за необычным явлением. Дети и внуки мологжан на теплоходе «Московский-7» доплыли до развалин города, чтобы ступить на «родную землю» .

См. также

Напишите отзыв о статье "Молога (город)"

Примечания

Отрывок, характеризующий Молога (город)

По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.

В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.

Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.

Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.

В ходе грандиозного проекта по созданию Волго-Камского каскада плотин в 30-70-х годах переселению подверглись около 700 тысяч человек. Символом человеческой трагедии, сопровождавшей строительство, стала Молога – город, полностью ушедший на дно Рыбинского водохранилища.

Молога – затопленный город на Рыбинском водохранилище.

В 1935 году председатель Совнаркома Вячеслав Молотов и секретарь ЦК ВКП (б) Лазарь Каганович подписали постановление о строительстве гидроузлов в районе Углича и Рыбинска.

Для строительства под Рыбинском был организован Волжский исправительно-трудовой лагерь, в котором трудились до 80 тысяч заключенных, в том числе «политических».

Плакат времен строительства

Реки перегородили плотинами, чтобы снабдить столицу и другие города водой, проложить к Москве водный путь с достаточными судоходными глубинами, обеспечить электроэнергией развивающуюся промышленность.

На фоне этих глобальных целей стране, очевидно, показались незначительными судьбы отдельных людей, деревень и целых городов. Всего при сооружении Волго-Камского каскада было затоплено, подтоплено, разрушено и перенесено около 2500 сел и деревень; 96 городов, промысловых посадов, слобод и поселков. Реки, всегда бывшие для жителей этих мест источником жизни, стали реками изгнания и скорби.

«Словно чудовищной, все разрушающей силы смерч пронесся над Мологой, – вспоминал позднее о переселении краевед и мологжанин Юрий Александрович Нестеров . – Еще вчера люди спокойно ложились спать, не думая и не гадая, что наступающее завтра так неузнаваемо переиначит их судьбы. Все смешалось, перепуталось и закружилось в кошмарном вихре. То, что еще вчера казалось важным, нужным и интересным, сегодня потеряло всякий смысл».

Леушинский монастырь не был взорван, и после затопления его стены еще несколько лет возвышались над водой, пока не обрушились от волн и ледоходов. Фото 50-х годов.

Праздник на городской площади

Деревня Молога была известна с XII–XIII века, а в 1777 году она получила статус уездного города. С приходом советской власти город стал райцентром с населением около 6 тысяч человек.

Молога насчитывала около сотни каменных домов и 800 деревянных. После того, как в 1936 году было объявлено о грядущем затоплении города, началось переселение жителей. Большая часть мологжан поселилась недалеко от Рыбинска в посёлке Слип, а остальные разъехались по разным городам страны.

Всего же было затоплено 3645 кв. км лесов, 663 деревни, город Молога, 140 церквей и 3 монастыря. Переселено 130 000 человек.

Но не все согласились добровольно покинуть свой дом. 294 человека приковали себя и были заживо затоплены.

Сложно представить, какую трагедию пережили эти люди, лишенные Родины. До сих пор, начиная с 1960 года в Рыбинске проходят встречи мологжан, на которых они вспоминают свой утерянный город.

После каждой малоснежной зимы и засушливого лета из-под воды, словно призрак, появляется Молога, обнажая свои полуразрушенные здания и даже кладбище.

От самой Мологи уже давно почти ничего не осталось. Перед затоплением все, что можно было, разобрали и вывезли, что нельзя – взорвали и сожгли, остальную работу доделали волны и песок.

План города Мологи.

Жители Мологи

Николай Михайлович Новотельнов

Мологжанин Николай Михайлович Новотельнов на развалинах своего города. Сейчас Николаю Новотельнову 89,5 лет, а во время затопления было 15, он один из немногих остающихся в живых очевидцев переселения.

«Когда затапливали Мологу, переселение было закончено, и в домах уже никого не было. Так что выходить на берег и плакать было некому, – вспоминает Николай Новотельнов. – Весной 40 года закрыли створки плотины в Рыбинске, и вода постепенно начала прибывать. Весной 41 года мы сюда приезжали, ходили по улицам. Кирпичные дома еще стояли, по улицам можно было пройти. Молога затапливалась 6 лет. Только в 46 году была пройдена 102 отметка, то есть полностью заполнилось Рыбинское водохранилище».

– Что тогда говорили про это люди, стоило ли затопление результата?

– Была большая пропаганда. Людей настраивали, что это необходимо для народа, необходимо для промышленности и транспорта. До этого Волга была несудоходная. Мы в августе-сентябре переходили Волгу пешком. Пароходы ходили только от Рыбинска до Мологи. И дальше по Мологе до Весьегонска. Пересыхали реки, и по ним прекращалось всякое судоходство. Промышленности нужна была энергия, это тоже положительный фактор. А если смотреть с позиций сегодняшнего времени, то окажется, что все это можно было и не делать, это было экономически нецелесообразно.

Специалисты до сих пор спорят о точном количестве жертв Волголага. По данным специалистов, печатающихся на портале сталинизм.ру, смертность в лагере была примерно равной смертности в целом по стране.

А Ким Катунин, один из узников Волголага, в августе 1953 года стал свидетелем того, как сотрудники подлежащего ликвидации Волголага пытались уничтожить личные дела заключенных, сжигая их в топке парохода. Катунин собственноручно вынес и сохранил 63 папки документов. По данным Катунина, в Волголаге нашли свою смерть около 880 тысяч человек.

В городе располагался монастырь и несколько церквей. Молога славилась не только как торговый и транспортный узел страны, но и как производитель масла и сыра, которое даже поставлялось в Лондон. В городе было 11 заводов: винокуренный, костомольный, клееваренный и кирпичный заводы, завод по производству ягодных экстрактов и др., работали казначейство, банк, телеграф, почта, кинематограф.

После революции. В 1930-х годах в городе было более 900 домов, из них около ста каменных, на торговой площади и около неё располагалось 200 лавок и магазинов. Население не превышало 7 тысяч человек.

14 сентября 1935 года СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление о начале строительства Рыбинского и Угличского гидроузлов. Город Молога лежал на отметках 98-101 м над уровнем моря и, таким образом, попадал в зону затопления.

Осенью 1936 года моложцам было объявлено о грядущем переселении. Местные власти настаивали на том, чтобы до конца года переселить около 60% жителей города и вывезти их дома, невзирая на то, что было невозможно успеть за два месяца, оставшихся до замерзания Мологи и Волги. Кроме того, сплавляемые дома остались бы сырыми до лета. Выполнить это решение не удалось - переселение жителей началось весной 1937 года и длилось четыре года. К весне 1941 года город (согласно БСЭ недавно насчитывавший 6100 жителей) опустел, все постройки были перенесены или разрушены. Территория города была окончательно затоплена в 1946 году. Т.е. шло постепенное повышение уровня воды в течении 6 лет .

Большая часть мологжан была поселена недалеко от Рыбинска в посёлке Слип, называвшемся некоторое время Новой Мологой. Часть оказалась в соседних районах и городах, в Ярославле, Москве и Ленинграде. Под воду ушла не только Молога. Были затоплены: старинное село Брейтово, затоплены древние села и храмы, расположенные вдоль бывших берегов Мологи, в частности, село Борисоглеб — бывший Холопий Городок, впервые упомянутый в XII веке, ушли под воду Югская Дорофеева пустынь, Леушинский Иоанно-Предтеченский женский монастырь, с величественным пятиглавым собором.

В августе 2014 года в регионе наступило маловодье, вода ушла и обнажила целые улицы: видны фундаменты домов, стены церквей и других городских построек. Это явление породило множество слухов, мифов и легенд.

Не верьте картинкам в интерете: здесь не торчат над водой ни остовы колоколен, ни церковные главы, ни руины. Единственным зданием города, уцелевшим после затопления, была тюрьма. Если верить старым путеводителям, она достояла на островке до конца 1970-х.

На месте высокого берега реки Мологи, где высились городские соборы,- отмель, заваленная кирпичом. Если побродить по ней, можно наткнуться на ушедшее в песок надгробие, найти обломок чугунной решетки и больше ничего.

МИФЫ:

Таких картинок куча. Фотошопом балуется не только «желтая пресса», но и серьезные новостные порталы.
Город Молога там называют русской Атлантидой и город — призрак. Ходят множество мифов с которыми нас ознакомили в музее Мологи.

1. Например, что жители привязывали себя с крыльцу дома и уходили под воду вместе с домом. Это выдумка. На момент затопления все дома были перевезены или уничтожены, т.к. строительный мусор повредил бы плотину. Выселение жителей происходило в 1936/37 годах. Затопление шло 6 лет (1941/47), т.е. вода прибывала очень медленно. Ни один бы человек не выдержал стоять прикованным несколько лет, ожидая затопления. Хотя в интернете есть и такой документ:

Многие исследователи сомневаются в подлинности этого документа. Оригинал этого документа собственными глазами никто из исследователей не видел. Копии же, которые можно отыскать в Интернете, к делу, как говорится, не подошьешь. Кроме того, затопление происходило не сиюминутно – водохранилище наполнялось постепенно, начиная с апреля 1941-го и по 1947 год. А потому «прикрепить себя замками», чтобы умереть в собственном доме, а не на чужой стороне, достаточно сложно. Но – можно и утонуть, если броситься в воду наполненного водохранилища.

«Самые высокие здания города, церкви сровняли с землёй. Когда город начали разорять, жителям даже не объяснили, что же с ними будет. Им оставалось только смотреть на то, как Мологу-рай превращали в ад. В этом кошмаре жителям велели срочно собраться, взять только самое необходимое и отправляться на переселение. Тогда началось самое страшное. 294 мологжанина отказались эвакуироваться и остались в своих домах. Зная это строители начали затопление. Остальные были насильно вывезены… Они целыми семьями и по одному приходили на берега водохранилища топиться. Поползли слухи о массовых самоубийствах, которые доползли до Москвы. Было принято решение выселить оставшихся Мологжан на север страны»

Этот миф тоже сомнительный. Есть множество документов о вывозе домов и имущества на новые места, эти документы есть в музее.

Молодежь, ее часть, с удовольствием меняло место жительства с провинциальной Мологи на Москву, Ленинград и Ярославль. Местность славилась заболоченностью и обилием комаров, а город не отличался ни благоустроенностью, ни экономическим благополучием.

Про культурное наследие в те времена мало кто думал. Но большинство жителей это все воспринимало, как трагедию. Ведь это их дом, их родина с могилами предков. Вместе с Мологой уходило под воду около 700 сел и деревень, сотни тысяч гектаров плодороднейшей пашни, знаменитые заливные луга, выпасы, зеленые дубравы, леса, памятники старины, культуры, уклада жизни далеких предков.

2. «За одно упоминание о нем (Мологе), даже просто как о месте рождения, можно было угодить в лагерь лет на 10-25.» О наполнении Рыбинского водохранилища писали газеты, показывали хронику. Место рождения «Молога» писали в паспорте. Молога, как место рождения встречается в списках погибших на фронте. Запрет на упоминание — тоже слухи и непроверенная информация. Хотя за что только не сажали в прежние времена. Могли арестовать и за распространие слухов из п.1. Как бы то ни было, но до начала 60-х годов открыто мологжане не упоминали о своей утеряной родине.

3. «Уровень водохранилища колеблется, и приблизительно раз в два года Молога показывается из воды. Обнажаются мощение улиц, фундаменты домов, кладбище с надгробиями. И приходят мологжане: посидеть на развалинах родного дома, посетить отеческие могилы.»

Как уже было упомянуто выше (см. фото), не осталось на улиц, ни могил, на которых можно посидеть, как и невозможно определить нахождение «родных» домов. Особенно если предположить, что последние люди, которые помнят где родной дом и могилка на кладбище, никак не могут быть моложе 1931-1935 годов. Т.е. им на момент обмеления (2014 год) должно быть 79- 85 лет. Сомнительно, что они могут не только ориентироваться на обнажившейся среди воды местности, но и самостоятельно добраться до родины. А вот молодые и любопытные туристы, в том числе и потомки мологжан посещают отмель с удовольствием.

КИНО:

«Молога. Русская Атлантида» фильм 2011 года. Снят на основании выше приведенного сомнительного интернет-документа о 294 погибших. Ничего общего с историей, просто кино.

ПАМЯТЬ:

Память о городе и близлежащих поселений осталась только в фотографиях. Жаль утраченные храмы, монастыри, дома, жаль жителей, потерявших родину. Но назад уже ничего не вернуть. Сейчас на месте Мологи плещутся воды огромного водохранилища.

В ноябре 2003 года появился памятник переселенцам Мологи, которые оставили свои дома при строительстве ГЭС с 1936 по 1941 года, а их насчитывается около 150 тысяч человек, на берегу Рыбинского водохранилища в Брейтово. Построенная на пожертвования часовня получила название «Богородица-на-водах».

СТРАШНАЯ ПРАВДА:

Трагедия социалистической реконструкции Верхней Волги — это изломанные судьбы людей, изгнанных с веками обжитой территории. Это тысячи погибших от непосильных условий и работы заключенных (Волголаг) на строительстве ГЭС. Специалисты до сих пор спорят о точном количестве жертв Волголага. По самым страшным данным, в Волголаге нашли свою смерть около 880 тысяч человек. На фоне глобальных целей стране, очевидно, показались незначительными судьбы отдельных людей, деревень и целых городов.

В Рыбинском архиве хранятся сотни писем, где повторяется одна и та же просьба: не выселять под зиму, разрешить дожить на старом месте до весны. Самое непонятное в этих письмах - даты. Речь идет о зиме 1936/37 года. Заполнение водохранилища началось в только 1941-м и закончилось в 1947 году. Зачем нужна такая спешка, не понимал никто. Более реальную историю начала строительства Рыбинского водохранилища, правда, без упоминания тысяч заключенных Волголага, представил в книге , который лично участвовал в сооружении Рыбинского гидроузла: «До сих пор я вспоминаю, как по Мологе, Шексне и Яне плывут плоты переселенцев. На плотах - домашняя утварь, скотина, шалаши». Рыбинское рукотворное море – это живой памятник жертвам Волголага, напоминание сталинского режима, системы ГУЛАГа, только к концу XX столетия объявленной преступлением против народа.

Сопротивление людей медленно, но верно ломали. Переселение началось. Для переселения в деревнях выбирались ходоки, они искали подходящие места и предлагали их жителям. Мологе определили место на слипе в городе Рыбинске. И тут же жители города и деревень разделились на «переселенцев», «выселенцев» и «беспризорных». Крепкие годные для переезда избы «переселенцев» раскатывали по бревнышку, каждое бревно нумеровали, чтобы потом было проще собрать дом заново. Перевозили на подводах. Кто не успел перевезти свои дома посуху - по бревнышку сплавляли их по реке. Сооружали плоты и по воде перегоняли дома к отведенным для места жительства местам. Старые мологские избы с пронумерованными бревнами до сих пор стоят в деревнях неподалеку от Рыбинска.

Описывались многочисленные случаи «волокиты и путаницы, доходящей до явного издевательства» при переселении. Но хуже всего обстояло дело с «беспризорными» – стариками и старухами, не имевшими родственников, и неспособными к самостоятельному переезду.

Переселенцы вспоминали, что во время затопления на образовавшихся посреди воды островах можно было видеть напуганных диких животных, и люди из жалости делали для них плоты и валили деревья, чтобы перекинуть мост «на материк».
Газета «Большая Волга» в репортаже «На Рыбинском море» от 19 мая 1941 года писала:
«Лесные птицы и звери шаг за шагом отступают на более высокие места и бугры. Но вода с флангов и тыла обходит беглецов. Мыши, ежи, горностаи, лисы, зайцы и даже лоси согнаны водой на вершины бугров и пытаются спастись вплавь или на оставшихся от рубки леса плавающих бревнах, вершинах и ветвях.

Реальные фото во время малой воды:

А вот отчеты путешественников, которые посетили Мологу во время спада воды.

У многих жителей нашей страны отложились в памяти нелицеприятные, даже мрачные фотографические снимки, на которых, чуть возвышаясь над водой, виднеются черные гнилые крыши домов и печные трубы. Рядом с ними печально высятся церковные купола, местами еще покрытые торжественной глазурью. К несчастью, это не вымышленная картина из фильма фантастики, а живая реальность. Так выглядит сегодня некогда красивый провинциальный городок Ивановской области — Молога. Многие называют этот населенный пункт современной Атлантидой. Оказалась Молога под толщей воды Рыбинского водохранилища благодаря стараниям большевиков.

Датой основания поселения под названием Молога считается еще средневековый период, а точнее 14 столетие. Сегодня и нельзя представить, что когда-то в месте слияния рек Волги и Мологи жили люди, которые вели свой размеренный быт, топили печи в домах, растили детишек… Молога славилась на всю округу прекрасным Афанасьевским монастырем, в стенах которого хранился священный образ Тихвинской Богоматери.

Развитие и рост населенного пункта проходили достаточно успешно. Местные жители, по большей части, были рыбаками и купцами. Действительно, торговля в Мологе шла очень бойко: длительный период времени это поселение считали центром купеческого ремесла во всем Верхнем Поволжье.

К несчастью, городок был уничтожен, и мы теперь не имеем возможность насладиться его красотами, полюбоваться величием Афанасьевской монастырской обители, постройка которой датируется еще 16 веком, восхититься уникальным Воскресенским собором 18 столетия, возведенным в барочном стиле. Навсегда канула в прошлое Всехсвятская кладбищенская церквушка…

Самое печальное, что городок сумел мужественно пережить множество войн и революций, а погиб он в смутное, но мирное время — 30 годы 20 столетия. О том, что в скором времени на территории города и близлежащих поселений будет разливаться обширное водохранилище, местными властями было объявлено в 1935 году. Правда, изначально планировалось переселять жителей вместе с их домами, но перенос древних построек оказался технически невозможным. Мологжан вместе с их пожитками и домашней утварью просто раскидывали по разным районам региона, и продолжался этот процесс вплоть до 1941 года.

Горожане, разлетевшиеся, кто куда, начали организовывать массовые встречи друг с другом только в 60-х годах 20 века, когда в стране наступил период «оттепели». Вскоре появилась даже традиция: бывшие мологжане устраивают встречи каждую вторую субботу августа, вспоминая о своей малой родине. Большинство коренных жителей уже отошло в мир иной, но их традиции продолжают следующие поколения — дети и внуки. К затопленной территории летом курсируют речные суда, на которых молодые люди отправляются к земле предков.

Вода водохранилища не всегда имеет постоянный уровень. Когда водоем мельчает, из его глубин показываются кровли домиков, а в некоторых зонах даже фундаменты зданий. Более всего вода уходила в 2014 году. В этот период всем желающим представилась уникальная возможность изучить Мологу очень подробно. Если уровень воды для крупного судоходства неподходящий, к городку можно добраться на обычной лодке. О трагической судьбе Мологи рассказывают экспозиции специального музейного комплекса.

Кроме как по воде, до поселения добраться не представляется возможным. Но можно арендовать лодочный транспорт — местные владельцы лодок берут примерно 3000 рублей за день поездки.